Неточные совпадения
Стародум(с важным чистосердечием). Ты теперь
в тех летах,
в которых
душа наслаждаться хочет всем бытием своим, разум хочет знать, а сердце чувствовать. Ты
входишь теперь
в свет, где первый шаг решит часто судьбу целой жизни, где всего чаще первая встреча бывает: умы, развращенные
в своих понятиях, сердца, развращенные
в своих чувствиях. О мой друг! Умей различить, умей остановиться с теми, которых дружба к тебе была б надежною порукою за твой разум и сердце.
Туман, застилавший всё
в ее
душе, вдруг рассеялся. Вчерашние чувства с новой болью защемили больное сердце. Она не могла понять теперь, как она могла унизиться до того, чтобы пробыть целый день с ним
в его доме. Она
вошла к нему
в кабинет, чтоб объявить ему свое решение.
—
Входить во все подробности твоих чувств я не имею права и вообще считаю это бесполезным и даже вредным, — начал Алексей Александрович. — Копаясь
в своей
душе, мы часто выкапываем такое, что там лежало бы незаметно. Твои чувства — это дело твоей совести; но я обязан пред тобою, пред собой и пред Богом указать тебе твои обязанности. Жизнь наша связана, и связана не людьми, а Богом. Разорвать эту связь может только преступление, и преступление этого рода влечет за собой тяжелую кару.
«Это новое чувство не изменило меня, не осчастливило, не просветило вдруг, как я мечтал, — так же как и чувство к сыну. Никакого сюрприза тоже не было. А вера — не вера — я не знаю, что это такое, — но чувство это так же незаметно
вошло страданиями и твердо засело
в душе.
Катавасов,
войдя в свой вагон, невольно кривя
душой, рассказал Сергею Ивановичу свои наблюдения над добровольцами, из которых оказывалось, что они были отличные ребята. На большой станции
в городе опять пение и крики встретили добровольцев, опять явились с кружками сборщицы и сборщики, и губернские дамы поднесли букеты добровольцам и пошли за ними
в буфет; но всё это было уже гораздо слабее и меньше, чем
в Москве.
— Но позвольте: зачем вы их называете ревизскими, ведь души-то самые давно уже умерли, остался один неосязаемый чувствами звук. Впрочем, чтобы не
входить в дальнейшие разговоры по этой части, по полтора рубли, извольте, дам, а больше не могу.
Блажен избравший себе из всех прекраснейшую страсть; растет и десятерится с каждым часом и минутой безмерное его блаженство, и
входит он глубже и глубже
в бесконечный рай своей
души.
Неизъяснимое, новое чувство
вошло к нему
в душу.
К вам
в комнату на несколько минут;
Там стены, воздух — всё приятно!
Согреют, оживят, мне отдохнуть дадут
Воспоминания об том, что невозвратно!
Не засижусь,
войду, всего минуты две,
Потом, подумайте, член А́нглийского клуба,
Я там дни целые пожертвую молве
Про ум Молчалина, про
душу Скалозуба.
«Семейные бани И. И. Домогайлова сообщают, что
в дворянском отделении устроен для мужчин
душ профессора Шарко, а для дам ароматические ванны», — читал он, когда
в дверь постучали и на его крик: «
Войдите!»
вошел курчавый ученик Маракуева — Дунаев. Он никогда не бывал у Клима, и Самгин встретил его удивленно, поправляя очки. Дунаев, как всегда, улыбался, мелкие колечки густейшей бороды его шевелились, а нос как-то странно углубился
в усы, и шагал Дунаев так, точно он ожидал, что может провалиться сквозь пол.
«Вот об этих русских женщинах Некрасов забыл написать. И никто не написал, как значительна их роль
в деле воспитания русской
души, а может быть, они прививали народолюбие больше, чем книги людей, воспитанных ими, и более здоровое, — задумался он. — «Коня на скаку остановит,
в горящую избу
войдет», — это красиво, но полезнее
войти в будничную жизнь вот так глубоко, как
входят эти, простые, самоотверженно очищающие жизнь от пыли, сора».
Словом, когда я
вошел к нему,
в душе моей звучали фальшивые струны.
Я решил
в душе высидеть, замирая, пока Татьяна Павловна выпроводит гостью (если на мое счастье сама не
войдет раньше зачем-нибудь
в спальню), а потом, как уйдет Ахмакова, пусть тогда мы хоть подеремся с Татьяной Павловной!..
И дерзкий молодой человек осмелился даже обхватить меня одной рукой за плечо, что было уже верхом фамильярности. Я отстранился, но, сконфузившись, предпочел скорее уйти, не сказав ни слова.
Войдя к себе, я сел на кровать
в раздумье и
в волнении. Интрига
душила меня, но не мог же я так прямо огорошить и подкосить Анну Андреевну. Я вдруг почувствовал, что и она мне тоже дорога и что положение ее ужасно.
В то время, как один из денщиков, исполнявший должность камердинера,
вошел с карточкой Нехлюдова, посредством блюдечка говорила
душа Иоанны д’Арк.
Он пришел
в столовую. Тетушки нарядные, доктор и соседка стояли у закуски. Всё было так обыкновенно, но
в душе Нехлюдова была буря. Он не понимал ничего из того, что ему говорили, отвечал невпопад и думал только о Катюше, вспоминая ощущение этого последнего поцелуя, когда он догнал ее
в коридоре. Он ни о чем другом не мог думать. Когда она
входила в комнату, он, не глядя на нее, чувствовал всем существом своим ее присутствие и должен был делать усилие над собой, чтобы не смотреть на нее.
Когда судебный пристав с боковой походкой пригласил опять присяжных
в залу заседания, Нехлюдов почувствовал страх, как будто не он шел судить, но его вели
в суд.
В глубине
души он чувствовал уже, что он негодяй, которому должно быть совестно смотреть
в глаза людям, а между тем он по привычке с обычными, самоуверенными движениями,
вошел на возвышение и сел на свое место, вторым после старшины, заложив ногу на ногу и играя pince-nez.
Она замолкла, как бы что задавив
в душе. Она еще не могла опомниться.
Вошла она, как оказалось потом, совсем нечаянно, вовсе ничего не подозревая и не ожидая встретить, что встретила.
В семь часов вечера Иван Федорович
вошел в вагон и полетел
в Москву. «Прочь все прежнее, кончено с прежним миром навеки, и чтобы не было из него ни вести, ни отзыва;
в новый мир,
в новые места, и без оглядки!» Но вместо восторга на
душу его сошел вдруг такой мрак, а
в сердце заныла такая скорбь, какой никогда он не ощущал прежде во всю свою жизнь. Он продумал всю ночь; вагон летел, и только на рассвете, уже въезжая
в Москву, он вдруг как бы очнулся.
Многие из «высших» даже лиц и даже из ученейших, мало того, некоторые из вольнодумных даже лиц, приходившие или по любопытству, или по иному поводу,
входя в келью со всеми или получая свидание наедине, ставили себе
в первейшую обязанность, все до единого, глубочайшую почтительность и деликатность во все время свидания, тем более что здесь денег не полагалось, а была лишь любовь и милость с одной стороны, а с другой — покаяние и жажда разрешить какой-нибудь трудный вопрос
души или трудный момент
в жизни собственного сердца.
Но мы не станем передавать все течение его мыслей, да и не время нам
входить в эту
душу: этой
душе свой черед.
— Знаю, барин, что для моей пользы. Да, барин, милый, кто другому помочь может? Кто ему
в душу войдет? Сам себе человек помогай! Вы вот не поверите — а лежу я иногда так-то одна… и словно никого
в целом свете, кроме меня, нету. Только одна я — живая! И чудится мне, будто что меня осенит… Возьмет меня размышление — даже удивительно!
Так и не дал. Насилу даже встал, такой-сякой, как он к нему
в избу
вошел. Забыл, подлая
душа, что когда ополчение устраивалось, он ему поставку портянок предоставил…
Русский народ есть
в высшей степени поляризованный народ, он есть совмещение противоположностей [Я это выразил
в старом этюде «
Душа России», который
вошел в мою книгу «Судьба России».].
Тем и отличается новая религиозность, нарождающаяся
в мире, что Церковь для нее есть премудрая мировая
душа,
в которую
входит не только вся полнота «духовного», но и вся полнота «светского».
Объективно-космическая мистика язычества, мистика мировой
души вошла в Церковь и
в ней реально пребывает.
Новая религиозная
душа войдет в Церковь не для отрицания творчества жизни, а для ее освящения; с ней
войдет весь пережитой опыт, все подлинные мирские богатства.
Вся античная культура
вошла в средневековье, мировая
душа жила и развивалась
в течение этих оклеветанных веков.
Язычество было необходимой, элементарной ступенью
в процессе мирового откровения; без этой ступени никогда мир не пришел бы к христианскому сознанию;
в язычестве была неумирающая правда, правда божественности мировой
души, божественности матери-земли, которая должна
войти в дальнейшее развитие религиозного сознания.
Послушайте, когда я давеча
вошел сюда и посмотрел на ваши милые лица, — я теперь очень всматриваюсь
в лица, — и услышал ваши первые слова, то у меня,
в первый раз с того времени, стало на
душе легко.
В сущности, он и не доверялся никогда; он рассчитывал на генерала, чтобы только как-нибудь
войти к Настасье Филипповне, хотя бы даже с некоторым скандалом, но не рассчитывал же на чрезвычайный скандал: генерал оказался решительно пьян,
в сильнейшем красноречии, и говорил без умолку, с чувством, со слезой
в душе.
Многие из слов Михалевича неотразимо
вошли ему
в душу, хоть он и спорил и не соглашался с ним.
— Что тут у вас делается,
душа моя? — спрашивал Иван Семеныч, как только
вошел в кабинет к Петру Елисеичу. — Бунт…
Но, почти помимо их сознания, их чувственность — не воображение, а простая, здоровая, инстинктивная чувственность молодых игривых самцов — зажигалась от Нечаянных встреч их рук с женскими руками и от товарищеских услужливых объятий, когда приходилось помогать барышням
входить в лодку или выскакивать на берег, от нежного запаха девичьих одежд, разогретых солнцем, от женских кокетливо-испуганных криков на реке, от зрелища женских фигур, небрежно полулежащих с наивной нескромностью
в зеленой траве, вокруг самовара, от всех этих невинных вольностей, которые так обычны и неизбежны на пикниках, загородных прогулках и речных катаниях, когда
в человеке,
в бесконечной глубине его
души, тайно пробуждается от беспечного соприкосновения с землей, травами, водой и солнцем древний, прекрасный, свободный, но обезображенный и напуганный людьми зверь.
Едва мать и отец успели снять с себя дорожные шубы, как
в зале раздался свежий и громкий голос: «Да где же они? давайте их сюда!» Двери из залы растворились, мы
вошли, и я увидел высокого роста женщину,
в волосах с проседью, которая с живостью протянула руки навстречу моей матери и весело сказала: «Насилу я дождалась тебя!» Мать после мне говорила, что Прасковья Ивановна так дружески, с таким чувством ее обняла, что она ту же минуту всею
душою полюбила нашу общую благодетельницу и без памяти обрадовалась, что может согласить благодарность с сердечною любовью.
Здесь я должен
войти в глубину
души этой дамы и объяснить довольно странные и
в самом деле волновавшие ее
в настоящую минуту чувствования.
В ясный сентябрьский день, перед вечером,
вошел я к моим старикам больной, с замиранием
в душе и упал на стул чуть не
в обмороке, так что даже они перепугались, на меня глядя.
— Живет! Вон окно-то — там и ютится. Был я у него намеднись, нагажено у него, насорено
в горнице-то! Ни у дверей, ни у окон настоящих запоров нет;
войди к нему ночью,
задуши — никто три дня и не проведает! Да и сам-то он словно уж не
в уме!
Эти милые дамы болтали самым непринужденным образом, хотя
в душе страшно ненавидели друг друга: Амалия Карловна была уверена, что она первая сделает визит Раисе Павловне и предупредит других, и m-me Дымцевич думала то же самое, но эти проницательные дамы встретились носом к носу на подъезде квартиры главного управляющего и должны были
войти в гостиную Раисы Павловны чуть не под ручку.
Кто испытывал приятное ощущение
входить начальническим образом на лестницы присутственных мест, тот поймет, конечно, что решительно надобно быть человеком с самыми тупыми нервами, чтоб не испытать
в эта минуты какого-то гордого сознания собственного достоинства; но герой мой, кажется, не ощущал этого — так, видно, было много на
душе его тяжелых и мрачных мыслей. Он шел, потупя голову и стараясь только не отстать от своего начальника.
Вы увидите, как острый кривой нож
входит в белое здоровое тело; увидите, как с ужасным, раздирающим криком и проклятиями раненый вдруг приходит
в чувство; увидите, как фельдшер бросит
в угол отрезанную руку; увидите, как на носилках лежит,
в той же комнате, другой раненый и, глядя на операцию товарища, корчится и стонет не столько от физической боли, сколько от моральных страданий ожидания, — увидите ужасные, потрясающие
душу зрелища; увидите войну не
в правильном, красивом и блестящем строе, с музыкой и барабанным боем, с развевающимися знаменами и гарцующими генералами, а увидите войну
в настоящем ее выражении —
в крови,
в страданиях,
в смерти…
На дворе стоял почти зимний холод. Улицы покрыты были какой-то гололедицей, чем-то средним между замерзшим дождем и растаявшим снегом, когда
в скромную
в то время квартиру нового редактора-издателя
вошел Иван Андреевич Вашков, довольно хороший и известный
в Москве литератор, но вечно бедствовавший, частью благодаря своему многочисленному семейству, состоявшему из семи или восьми
душ, а частью (и даже большей) благодаря своей губительной и неудержимой страсти к вину.
Плохо мне жилось, но еще хуже чувствовал я себя, когда приходила
в гости ко мне бабушка. Она являлась с черного крыльца,
входя в кухню, крестилась на образа, потом
в пояс кланялась младшей сестре, и этот поклон, точно многопудовая тяжесть, сгибал меня,
душил.
— Не туда, сударь, не
в ту сторону направляем ум — не за серебро и злато держаться надобно бы, ой, нет, а вот — за грамоту бы, да! Серебра-злата надо мно-ого иметь, чтобы его не отняли и давало бы оно силу-власть; а ум-разум — не отнимешь, это
входит в самую кость
души!
К общему удивлению Прасковья Ивановна, во время пребывания своего
в Парашине и во время печальной церемонии, не выронила ни одной слезинки, но можно себе представить, чего стоило такое усилие ее растерзанной
душе и еще больному телу! По ее желанию пробыли
в Парашине только несколько часов, и она не
входила во флигель,
в котором жил и умер ее муж.
Известный запас новостей мучил Марфу Петровну, как мучит картежника каждый свободный рубль или как мучит нас самая маленькая песчинка, попавшая
в глаз; эта девица не могла успокоиться и
войти в свою рабочую колею до тех пор, пока не выбалтывала где-нибудь у Савиных или Колобовых решительно все, что у нее лежало на
душе.
— Об одном только попрошу вас, дорогой Гордей Евстратыч: согласитесь или не согласитесь — молчок… Ни единой
душе, ни одно слово!.. Это дело наше и между нами останется… Я вас не неволю, а только предлагаю
войти в компанию… Дело самое чистое, из копейки
в копейку. Хотите — отлично, нет — ваше дело. У меня у одного не хватит силы на такое предприятие, и я во всяком случае не останусь без компаньона.
Он
вошел в гостиную повеселевший, бодрый, почти торжествующий. Глаза его встретились с глазами Нины, и
в ее долгом взоре он прочел нежный ответ на свои мысли. «Она будет моей женой», — подумал Бобров, ощущая
в душе спокойную радость.
В последних два дня старик помышлял только о спасении
души своей; он приготовлялся к смерти;
в эти два дня ни одно житейское помышление не
входило в состав его мыслей; вместе с этим какая-то отрадная, неведомая до того тишина воцарялась постепенно
в душе его: он говорил теперь о смерти так же спокойно, как о верном и вечном выздоровлении.
Первый предмет, поразивший старого рыбака, когда он
вошел на двор, была жена его, сидевшая на ступеньках крыльца и рыдавшая во всю
душу; подле нее сидели обе снохи, опустившие платки на лицо и качавшие головами.
В дверях, прислонившись к косяку, стоял приемыш; бледность лица его проглядывала даже сквозь густые сумерки;
в избе слышались голоса Петра и Василия и еще чей-то посторонний, вовсе незнакомый голос.